Posted 17 апреля 2013,, 05:46

Published 17 апреля 2013,, 05:46

Modified 18 августа 2022,, 19:59

Updated 18 августа 2022,, 19:59

"Хоть бы они истекли кровью"

17 апреля 2013, 05:46
"Хоть бы они истекли кровью"

В революции 1848 года Герцен почему-то был разочарован, о чем говорил всем британским друзьям. Он сетовал на избыточное насилие, которое он наблюдал лично, и на ограниченность французов, «не добившихся своих целей». По совпадению, в Париже итогами революции был разочарован Джеймс Ротшильд: пришедший к власти при поддержке Ватикана Наполеон III опирался на его конкурента Ашилля (Ахиллеса) Фульда. Впрочем, вскоре Ротшильду удается решить свои проблемы, что совпадает с заключением англо-французского альянса в Крымскую войну, когда Пальмерстон умело использует русско-французское охлаждение - результат показного пренебрежения, проявленного Николаем I к нелегитимному, по его оценке, французскому королю. В 1855 году Николай умирает от причины, доселе не установленной. Его наследник думает о восстановлении союза с Францией. Герцен публикует льстивую статью, нахваливая за намерение освободить крестьян и уже в заголовке навязывая выбор союзника: «Франция или Англия?» В лондонском жилище Герцена непрерывно гостят диссиденты из Италии, Венгрии, Польши, Швеции. Итальянский друг Джузеппе Мадзини писал ему: «Раз у тебя есть друзья в Германии, начни их объединять». Но в Германии у Герцена не сложились отношения с Марксом и Энгельсом. Его приятеля Фогта они считали агентом французской разведки, что было правдой: Фогт получал зарплату от Жермена Бонапарта, кузена Наполеона III. Для Герцена это разоблачение было неприятно: связи с Жерменом были ему нужны. Ибо Герцен, как и Мадзини с Бакуниным, дружил с венгерским подпольем, а Жермен его финансировал. Кроме того, интриган Жермен был удобен как источник «дезы», с помощью которой можно было оказывать давление на Александра II. Так. Фогт сообщал Герцену в письмах о намерениях Наполеона III напасть на Россию. «Меня все устраивает – полный разгром союзников, полный разгром России – хоть бы они истекли кровью до последнего человека и последнего гроша», - забавлялся Фогт из швейцарского уюта. «Для меня праздник читать ваши письма – вчера мы с Мальвидой смеялись словно сумасшедшие», - отвечал ему Герцен. Мальвида Мейзенбуг, его подруга и няня его детей, станет потом любовницей Фридриха Ницше. Впрочем, разногласия были и во взглядах. Маркс и Энгельс не могли взять в толк, почему Герцен, сын помещика, так упорно отстаивает идеал крестьянского социализма. Энгельс, споря с Герценом, в 1853 (!) году утверждал, что революция в России начнется вовсе не в деревне, а в столичном Санкт-Петербурге, в ней будут участвовать дворяне и буржуа, а затем начнется гражданская война, которая продлится несколько лет. Верил ли Герцен в собственный миф, который распространял при содействии Фогта и в швейцарской прессе? В России Герцен накануне эмиграции слыл западником. Но уже через год он шокировал братьев по разуму своими антибуржуазными статьями. Сам он в письме к М.К.Рейхель (1859) пояснял: «Не поддавайтесь европолюбам. Я не их и не славянофил – те и другие идолопоклонники: одни верят в парижскую, другие в Иверскую. Я не верю ни в ту, ни в другую». Во что он верил? В новую, еще не существующую религию. «В Праге и около работники продолжают войну с машинами… Пора же, наконец, опомниться людям, пора явиться религии, которая на хоругви своей поставит уничтожение беззаконных привилегий меньшинства», - писал он. Если Маркс и Энгельс делали ставку на пролетариат, берущий власть над крупной промышленностью, то Герцен приветствовал луддитские эксцессы силезских ткачей, на словах идеализируя крестьян. Подоплекой был земельный вопрос, и именно так он мотивировал тезис о том, что революция в России должна начаться с Польши, где крепостное право было отменено еще при Александре I. «В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме», - симулировал наивность Александр Иванович. – «Крестьяне на своих сходах на миру решают общие дела деревни выбирают мировых судей, старосту, который не может потупить вразрез с волей «мира»… Артель и сельская община, раздел прибытка и раздел полей, мирская сходка и соединение сел в волости, управляемые сами собой, - все это краеугольные камни, на которых созиждется храмина нашего будущего свободнообщинного быта. Но эти краеугольные камни все же камни, и бнз западной мысли наш будущий собор остался бы при одном фундаменте». Герцен как бы не задумывался о том, каким образом волости, «управляемые сами собой», реализуют на рынке собранный хлеб – даже при помощи «западной мысли». Но не составляло труда догадаться, что в выигрыше оказываются финансисты. Причем выиграют тем больше, чем фатальнее Россия распадется на составные части. «Они уже мысленно поделили свою Россию на троих – Бакунин, Герцен и Головин», - посмеивался Энгельс. Вольнодумец Иван Гаврилович Головин, также осевший в Лондоне, в личном письме предлагал лорду Пальмерстону свои услуги в качестве тайного агента. В ноябре 1855 года английские парламентарии внесли в Палату общин резолюцию против изгнания французских оппозиционеров (в том числе Виктора Гюго) с острова Джерси. Один из авторов, Джозеф Коуэн, разослал копии резолюций следующим адресатам: лорду Пальмерстону (к тому времени уже премьер-министру), лорду Кларендону,сэру Джорджу Грею, Луи Блану, Мадзини, Пьянчани, Кошуту, Герцену, Ледрю-Роллену, Рибейролю, Пиа, Ворцелю и Комитету польских изгнанников. Первые лица государства ставились в один ряд с самыми полезными для короны разрушителями континентальных империй – Французской, Австро-Венгерской и Российской. В числе ближайших друзей Герцена – итальянец Феличе Орсини и шотландец Томас Олсоп. Первый непосредственно участвовал в покушении на Наполеона III, второй через Бирмингем снабжал его патронами. Когда факт английского участия случайно выяснился. Пальмерстон был вынужден инициировать Билль о заговорах (закон об иностранном невмешательстве), а затем, после провала его утверждения, для разрядки ситуации уйти в отставку – впрочем, всего на год. Точно так же Пальмерстон в 1836 году «благородно» отмежевывался от деятельности своего агента Дэвида Уркварта на Кавказе, где тот, переодевшись мирзой, от имени турков оказывал поддержку черкесскому бунту, собственноручно разработав флаг свободной Черкесии. «Он умеет казаться нападающим, когда на самом деле потворствует, и обороняющим, когда на самом деле предает; он умеет ловко щадить мнимого врага и приводить в отчаяние сегодняшнего союзника», - писал о Пальмерстоне Маркс. В феврале 1857 года английский корабль «Чезапик» доставил в бухту Геленджик отряд польских, венгерских и английских добровольцев для содействия адыгско-черкесскому бунту. Вооруженным артиллерией отрядом командовал Теофил Лапиньский – союзник главы польского правительства в изгнании Адама Чарторыйского. «Он долго был на Кавказе со стороны черкесов»,- писал Герцен о Лапиньском. С восторгом отзываясь о его боевых способностях, он отмечал, однако, что твердых убеждений у Лапиньского не было никаких, и он (sic) «мог идти с красными и белыми, чистыми и грязными». Цинизм друга черкесов (по лондонскому заказу) впечатлял даже Бакунина: по его описанию. Лапиньский был «бессовестный кондотьер, патриот в смысле непримиримой ненависти к русским, а как военный по ремеслу - ненавидящий всякий, даже свой собственный народ». Впрочем, с Марксом Лапиньский больше делился своими взглядами на народы, ссылаясь при этом на киевского профессора Дучинского: по его словам, русские относятся к азиатской расе, а в Европе они «пришельцы». Его сочувствие черкесам, как понял Маркс, была совершенно притворной: «Национальная борьба его не интересует, он знает только расовую борьбу. Он равно ненавидит всех азиатов, к которым причисляет русских, турок, греков, армян и т.д.». Делая красивые жесты в адрес османских правителей, а затем в адрес Наполеона III, лорд Пальмерстон, однако, совершенно не стеснялся прессинговать и унижать Австро-Венгрию, демонстративно принимая в Лондоне Лайоша Кошута. Русские радикалы, в особенности Бакунин, служили ему в том числе орудием дестабилизации Габсбургов. Герцен давно подвел теоретическую базу под своей деятельностью в интересах Лондона. «Разница притеснений и ужасов короля Якова II с нашим (российским) состоянием огромная. Там есть партии за него, у нас только повиновение из невежества и выгоды», - пояснял он превосходство Англии. В самом деле, есть ли что-либо в Европе совершеннее Англии и англичан? «(Парижские) философско-политические статьи просто смешны; французы двумя веками отстали в спекуляциях (философии) от немцев, так как немцы – пятью (веками) от французов в приложении идеи права к действительности… Утопии французского работника постоянно склоняются к казенной организации работ, к казарменному коммунизму». Европейский крестьянин, в свою очередь, не устраивал Герцена также тем, что при своем недовольстве экономическими условиями труда и злоупотреблениями власти (пресловутой коррупцией) не хотел «разрушать семью и очаги» и «поступаться частной собственностью». У русских крестьян такие индивидуалистические инстинкты не образовались: в 1861 году они получили освобождение без земли. Образование многотысячных отрядов потенциальных «босяков» воодушевило Бакунина, который именно в этом элементе видел революционный класс. Сбежав в 1861 году из сибирской ссылки через Японию, Бакунин оказывается в Лондоне: место встречи изменить нельзя. “YOUTH MOVEMENTS” XIX ВЕКА В 1863 году Герцен с Бакуниным через офицера-поляка Зыгмунта Йордана и шведского депутата Эмиля Квантена сводят польских сепаратистов с финскими. Бакунин блефует: мол, в основанной им партии «Земля и воля» уже много тысяч активистов. Затем они финансируют доставку оружия повстанцам Литвы, куда распространяется бунт из Польши. Для доставки груза фрахтуется английский пароход… План, в котором участвует тот же Лапиньский, проваливается, «Земля и воля» объявляет о самороспуске, а «Колокол» теряет подписчиков: политическая оппозиция и подрывные операции с оружием – не одно и то же. Однако подрывная деятельность не прекращается, а приобретает иные формы. В декабре 1864 года из Московской пересыльной тюрьмы совершает дерзкий побег генерал Ярослав Домбровский, один из предводителей польского восстания. Нападение на полицию организовано подпольной группой - в основном из жителей Пензы, где был в ссылке Огарев. Она именует себя просто «Организацией», а ее узкая группа для спецзаданий именуется «Ад». В мае 1865 года ее представитель в Петербурге Иван Худяков, знакомый Огарева по Казанскому университету, приезжает в Лондон и проводит там полгода. В марте 1866 года в Казани распространяется подложный царский «Манифест» и прокламация «Временное народное правление», призывавшие к немедленному восстанию и созданию органов революционной власти на местах для передачи земли крестьянам. Усилиями полиции волнения удается предупредить. При этом выясняется, что организаторы получили финансирование от подпольного Комитета русских офицеров в Польше, поддерживаемого из Лондона (один из его основателей – сбежавший Домбровский). Казанские организаторы – Михаил Черняк и четверо офицеров-поляков – расстреляны. Но 4 апреля 1866 года Александр II впервые подвергается покушению. Террорист Дмитрий Каракозов упорно молчит. Показания дает его двоюродный брат Николай Ишутин, реальный руководитель «Организации». Вместе с ними в Петербурге арестовывают благообразного ученого-лингвиста Ивана Худякова. Перед казнью из Каракозова все-таки удается выбить показания, которые наводят смятение при дворе: террорист рассказывает, что его мотивом были слухи о заговоре в пользу великого князя Константина, имеющего репутацию либерала: «Эта мысль родилась во мне в то время, когда я узнал о существовании партии, желающей произвести переворот в пользу великого князя Константина Николаевича». Ему, студенту, якобы рассказали, что эта партия опирается на большой авторитет и «имеет в своих рядах многих влиятельных личностей из числа придворных… имеет прочную организацию в составляющих ее кружках, что партия эта желает блага рабочему народу, так что в этом смысле может назваться народною партиею». Это первый со времен Первой смуты случай, когда диссиденты манипулировали конфликтами в монархическом семействе. И это еще не последнее событие этого года: спустя два месяца близ Иркутска, на Кругобайкальской железной дороге, вспыхивает бунт заключенных-поляков. Как затем выясняется, они рассчитывали на поддержку неких русских сочувствующих, которые должны были помочь им добраться до Владивостока и посадить на ожидающих их там английский пароход. После чего о дерзкой акции, сопровожденной бунтом в России, должно было узнать, говоря языком другой эпохи, все прогрессивное человечество. Нет никакого перерыва в деятельности подполья. Из Лондона течет литература, в нескольких городах возникают подпольные кружки, из которых уже в 1868 году образуется единая сеть. Ее организатор - инженер с профессорской внешностью, выпускник Ковенской гимназии и петербургского Земледельческого института, брат виленского банкира Марк Натансон. Эсер Виктор Чернов напишет в мемуарах: «Всем нам была знакома похожая на сказку повесть о необыкновенном конспиративном гении Александра Михайлова, ангела-хранителя всех дерзновенных предприятий грозного исполнительного комитета Партии Народной Воли – и вот нам открыли, что этот легендарный организатор и конспиратор сам считал себя до такой степени учеником и преемником Натансона, что в знак этого взял себе тот же нелегальный псевдоним — “Петр Иванович”, под которым в землевольческих рядах знали “Марка Мудрого”... «Влияние и авторитет Натансона среди революционной молодежи были настолько велики, что помещик Дмитрий Лизогуб передал на нужды революции в его полное распоряжение свое состояние», - сообщает Еврейская энциклопедия. Истории с жертвованием Лизогуба посвящена пьеса Юрия Давыдова и Якова Гордина – где два авторитетных историка, впрочем, роли «Марка Мудрого» не афишируют. Восстановление подполья с конца 1860-х гг. обычно ассоциируют с именем Николая Чайковского («кружок чайковцев»), хотя Вера Фигнер в мемуарах пишет: «Этот кружок совершенно неправильно назван именем Чайковского, а должен был называться кружком Натансона, так как не Чайковский, а Марк Натансон был истинным основателем этого кружка». И он же, по ее свидетельству, стал «главным деятелем и руководителем» при организации осенью 1876 года общества "Земля и воля". И он же в 1879 году, несмотря на присущий ему дипломатизм и терпимость, становится инициатором размежевания с группой Плеханова, ибо вновь поступил сигнал о подготовке к радикальному (террористическому) решению вопроса о власти. Первоначально «чайковцы» издавали революционный журнал в Женеве. Оборудование было приобретено в Вильно, куда из Петербурга прибыли трое активистов – Морозов. Саблин и Грибоедов. По рекомендации некоей Анны Эпштейн они встретились с юным подпольщиком Ароном Зунделевичем, который подсказал гостям, со ссыокой на местную контрабандистскую практику, переодеться в религиозных иудеев, чтобы не обыскали. Саблин и Грибоедов наклеили пейсы, а субтильный Морозов в платочке изображал еврейскую девушку. Тот же юный мастер маскировки, получив связи в Германии, доставил от тамошних социал-демократов через Вильно типографское оборудование для легендарной типографии «Народной воли». В октябре 1879 года Охранному отделению наконец удается «накрыть» типографию и арестовать Александра Михайлова и Арона Зунделевича, на время прервав подготовку к цареубийству. Зунделевич вернется из ссылки в 1905 году, а после угасания революционной волны отправится в Лондон, где проживет остаток жизни. В период Первой мировой он поддержит позицию II Интернационала, а о большевиках будет отзываться исключительно враждебно. У Николая Чайковского ненависть к Государю также непротиворечиво перейдет в ненависть к большевикам. Эмигрировав из России, в 1878 году он участвует в создании Фонда русской прессы в Лондоне, затем перебирается в Финляндию, где в 1905 году принимает участие в знаменитой операции по доставке оружия финским сепаратистам на английском теплоходе «Джон Графтон», а затем ездит по городам США с той же целью закупки оружия для бунтовщиков. В 1907 году он оказывается в Петропавловской крепости, но уже через год его выпускают, а затем оправдывают. Разгадка этого милосердия – в его статусе: он входит в совет Ложи Великого Востока народов России. Вместе с Керенским и московским городским годовой Михаилом Челноковым он трудится во Всероссийском союзе городов, который создан В.Кн.Николаем Николаевичем для мобилизации денежных средств на военные цели. Пока Михаил Челноков общается с британским консулом в Москве Брюсом Локкартом, публицист Чайковский и юрист Керенский отстаивают «войну до победы» и одновременно всеми пропагандистскими силами подрывают авторитет монархии. После февраля Чайковский председательствует на Всероссийском съезде крестьянских депутатов, заседает в Петросовете (то ест как бы находится в оппозиции к брату своему Керенскому), выдвигается в Учредительное собрание. Но его планы срывает матрос Железняк, после чего Чайковский вступает в Комитет защиты родины и революции. Полгода спустя «защитник родины» становится главой марионеточного английского правительства Северной области в Архангельске, откуда эмигрирует – естественно, в Лондон. Туда же из США переезжает семья шведского землевладельца Конни Зилиакуса – организатора рейда «Джона Графтона», а его сын становится британским левым парламентарием и другом графа Бертрана Рассела. Связями Чайковского в Англии и США пользуется в 1891 году ветеран «Земли и воли» Сергей Степняк-Кравчинский, совместно с «сочувствующим»журналистом Джорджем Кеннаном организуя в Бостоне американское общество друзей русской свободы (АОРДС). Однако главной фигурой в этом начинании становится главный редактор журнала Free Russia Лазарь Гольденберг, курсирующий между Лондоном и Бостоном. Общество, где поначалу доминируют аболиционисты и суфражисты (сторонники равенства прав женщин), в 1903 году получает средства от крупного бизнеса: в его состав входят четверо именитых банкиров, включая влиятельного Джекоба Шиффа. Поводом для этого, за счет пропагандистских усилий Гольденберга. становится кишиневский погром 1903 года. Год спустя Шифф организует финансовую поддержку Японии в войне с Россией. Именно японская разведка готовит рейд «Джона Графтона» при содействии грузинских теневиков братьев Деканозовых. В дальнейшем Гольденберг также переселяется в Лондон. В 1905 году сбором средств на закупку оружия и боеприпасов для русских бунтовщиков активно занимаются еще два члена АОРДС – Феликс Волховский (в США) и Давид Соскис (в Великобритании). Журналист Давид Соскис – свою фамилию он приспосабливает на британский лад как Soskice – в январе 1905 года принимает в своем доме бежавшего из России Георгия Гапона, и здесь же. совместно с Джорджем Перрисом, сочиняют за него автобиографию «История моей жизни», укрепляя его в уже и без того неадекватной оценке собственной личности. В 1917 году Соскис оказывается в Санкт-Петербурге, и действующий предводитель «Великого Востока России» Керенский, возглавив правительство, назначает его главой своего секретариата. В свою очередь, Петр Рутенберг, спасший Гапона от полиции, а спустя два года убивший его в Озерках, при Временном правительстве возглавляет Полицейский департамент – после того, как ликующие толпы в Петрограде растаскивают архивы царской полиции и внешней разведки, а Литовский замок, главная городская тюрьма, сгорает дотла. Уничтожение архивов заметает следы не только агентурной деятельности, но и теневых связей между британскими и российскими спецслужбами. Часть архивов спустя много лет доставляется из Лондона послом, бывшим меньшевиком Иваном Майским, который играет фатальную роль в судьбе многих советских дипломатов, оговаривая их в 1937-38 годах. Сын Давида Соскиса, Фрэнк, к этому времени станет депутатом парламента, а в правительстве Гарольда Вильсона – министром внутренних дел. Внук, Дэвид Соскис-младший, сейчас преподает в Оксфорде. Константин Черемных Предыдущая часть: "англичанка гадит". Продолжение конспирологии читайте завтра, на страницах "Нового информационного агентства".

"